Мой друг Сергей Виноградов – заместитель командира Тверского поискового отряда «Поколение», позвонил рано утром. «Слу-у-у-шай! — сказал он певуче-загадочно. – Я нашёл!».

Сергея я знаю давно. Знаю также, что такие интонации в его голосе появляются, когда он, поисковик от Бога, нашедший в своем родном Оленинском районе останки сотен советских солдат и установивший десятки их имен, откровенно восхищен результатами своего поиска. С очень похожими интонациями Сергей однажды сообщил, например, об обнаруженном буквально на обочине сельской дороги бойце.

Те же интонации я слышал, когда Сергею удалось найти санитарное захоронение совет-ских солдат на краю поля, которое перестали пахать, наверное, только в связи с тотальной ликвидацией в Тверской области сельского хозяйства.

Получается, мимо безымянных пристанищ павших в 1942-м воинов десятилетиями ходили ничего не подозревавшие люди. А нашел — восстановил справедливость — Сергей, разведчик отряда «Поколение».

Но сейчас в его голосе сквозила… растерянность. Спросонья я не преминул воспользоваться этим:
– Сереж, неужели ты нашел архив 39-й армии? Вчера по «Звезде» полвечера сюжет крутили. Тебя не показывали.
– Ты не понял! – даже не возмутился Сергей. – Я вчера нашел Дароносицу! Кто-то еще в тридцатых годах «размародёрил» сельский храм, прикопал церковное серебро, а я нашел…
Сон как рукой сняло.
– Что ты собираешься делать с находкой? – спросил я.
– Церкви верну, – вполне буднично ответил Сергей. – Что же еще?

Сергей действительно разведчик. Он, бывший сотрудник уголовного розыска, ушедший на пенсию, несколько лет назад уехал из Москвы в Оленинский район Тверской области. Точнее, вернулся в родные места. Чем заниматься на Родине, долго не раздумывал. Жизнь сама подсказала. Война здесь до сих пор повсюду. Война и… запустение. Десятки, сотни гектаров брошенной земли, пронзенной одновременно железом и молодыми подлесками. Железо – символ войны Отечественной 1941-45 годов. А подлески – символ какой войны?

Летом Сергей устроил мне экскурсию по Оленинскому району. Всего-то 3 часа езды от Москвы. Вдоль «большака» – леса на многие километры, часто перемежающиеся «плешками» с растительностью пожиже и помоложе.
«Здесь деревня была – еще в 1980-х, – то и дело отвлекался от руля Сергей. – И там, в полукилометре – тоже». А вот Солдатский памятник на братской могиле – в окружении леса. Отсюда жители тоже ушли недавно – в конце прошлого века. Когда-то, после года жесточайших боев Ржевской битвы, им хватило сил наладить в этих краях жизнь. Пережить «перестройку» сил уже не хватило.
«Представить, как плотно здесь жили до войны, не всегда могу даже я!» — признался тогда Сергей. А я поражался всякий раз, когда он указывал направления с безжизненного «пятака», бывшего когда-то деревней: километр южнее – стояло когда-то село, северо-западнее – тоже. И восточнее.

«Храмы стояли! Люди в церковь ходили. Представляешь?!» — примерно так же певуче то ли спрашивал, то ли утверждал Сергей. И добавлял: «А еще там столько солдат с войны – незахороненных с 1942-го! Искать и искать»…
Вот для проведения полевых поисковых работ – на разведку – Сергей и отправился в начале этой недели на один из таких «пятаков». Конец нынешней осени – время очень подходящее: лето было недождливым, а потому есть возможность проверить некоторые обычно заболоченные местечки. Особенно, когда даже архивы указывают: где-то здесь в 1942-м на поле боя наши захоронили своих погибших.

Солдат Сергей не нашел. Нашел «привет» из 1930-х – Дароносицу. С потиром и лжицей (ложечкой для причастия). Как сказали бы сегодня, «комплект».
Дароносица — небольшой ковчег, переносная Дарохранительница для ношения Святых Даров. Используется для осуществления таинства причастия вне храма. При помощи принесённых священником преждеосвящённых Даров к таинству приступают больные и другие верующие, которые не могут посещать храм.В полевых условиях военные, кстати, всегда были в их числе. В Православии Дароносица хранится обычно на Жертвеннике. Прикасаться к ней имеют право только священнослужители.
Почему именно так – «привет из 30-х»? Конечно, это версия. Вполне возможно, воры спрятали свой клад десятилетием раньше – в 1920-х. Просто именно в тридцатых все церкви в радиусе нескольких километров от места находки были закрыты.

«Церквей было, как минимум, три. Их и теперь нет. Даже зданий. Какие-то уничтожила война, какие-то – мы сами. Или, как теперь модно говорить, — время» — Сергей едет в Оленино, к местному священнику, отцу Александру. Он снова позвонил мне, и по телефону мы с ним обсуждаем все предметы находки и их будущую судьбу. Датированы все, кстати, восемнадцатым веком.
То, что «клад» свой когда-то «прикопали» воры, сомневаться вряд ли приходится. Помимо Дароносицы, Сергей обнаружил Дарохранительницу. А также обломки серебряного оклада напрестольного Евангелия и замок от него же. Священник, да вообще человек верующий, такие вещи курочить никогда не будет. А вор – легко! Драгметалл же… Среди находок также – обломанная лжица (ложечка) для причастия, обломанные же напрестольные кресты. Бронза с позолотой даже сейчас, после многих десятилетий пребывания в земле, не потеряла своего блеска. Но когда-то воры, возможно, и поломали церковную утварь с одной целью: проверить, не из чистого ли золота?
– Давай не будем гадать, – предлагает Сергей. – Главное сейчас – передать вещи туда, откуда они когда-то исчезли.
– Может, сразу в музей? – подтруниваю я.
– Нет!
Я давно знаю Сергея, и сейчас слышу в его голосе категоричную уверенность – профессионала-розыскника.
Вечером он прислал фотографии и перезвонил:
– Знаешь, умели делать вещи в XVIII веке. Вот отец Александр поставил рядом две Дароносицы — свою, современную, «софринскую», и найденную. Так, пролежавшая в земле – в сохранности лучше, чем «софрино».
– В музей отправится?
– Нет! Отец Александр будет использовать Дароносицу в службе. Бабушек будет причащать, которые в храм по своему состоянию придти уже не могут. И слава Богу! А вот обломки, да, передадим вместе с ним в местный краеведческий музей. Обломки там точно целее будут…
– Сереж, а солдат ты во время этой разведки не обнаружил?
– Пока нет.
Странно, но даже неважная телефонная связь сейчас способна передать растерянность Сергея. Впрочем, эту растерянность он и сам не скрывает:
– Я до сих пор не понимаю, почему Бог дал сейчас именно эту находку. Ты не знаешь?

Его вопрос ставит меня в тупик. Мне почему-то вспоминается наше знакомство с Сергеем, несколько лет назад. Мы с ним тогда несколько часов проговорили о найденных им солдатах Великой Отечественной. О павших в Ржевской битве и благополучно забытых на десятилетия. Сергей, взъерошенный, возбужденный, сходил в сарай и вынес оттуда чугунок, полный старых алюминиевых ложек. Штук пятьдесят, не меньше, их торчало из этого чугунка:
«Смотри! Все эти ложки – с найденных солдат. Они не подписаны, они не помогут в установлении имен и фамилий погибших. Для некоторых поисковиков эти ложки – откровенный хлам. А я их – храню! Последнее, что от человека на земле осталось…».
Я смотрел на него удивленно, а он говорил все это вообще-то не мне. Он будто продолжал с кем-то давно не законченный спор:
«Святая Русь! Святая Русь! Привыкли к месту и не к месту красивости произносить. Так вот она — Святая Русь! Величайшая ценность. Надо только увидеть и сохранить. Согласен?».
Вот и сейчас он увидел и сделал всё, чтобы сохранить…

С. БЕРЕСТОВ