Письмо для Вилли
Этот рассказ изначально был задуман как письмо одному из бывших немецких солдат, воевавших в 1941-1943гг. с СССР в составе гитлеровской армии. Отец Вилли сказал уходящему на войну сыну: «Вы не победите». Но юноша ему не поверил. Он, как и многие его сверстники, верил Гитлеру. Несколько месяцев ада войны заставили Вилли думать по-другому. Письма солдат прочитывались цензурой. Вилли смог написать домой только строчку: «Отец, ты был прав».
И вот, спустя семьдесят лет, судьба свела нас со стариком Вилли. Немецкие ветераны приехали в Россию, чтобы увидеть тех, с кем они воевали – наших фронтовиков. В это трудно поверить, но они приехали просить прощения. Это были трогательные, горькие встречи в городе-герое Новороссийске и в городе воинской славы, старинном Ржеве. Расстались фронтовики друзьями. Вилли Рэма успел заснять режиссер-документалист Валерий Тимощенко. Режиссер убежден, что если бы были живы эти старики – немецкие ветераны – на Украине не произошло бы того, что мы сегодня переживаем. А мне думается, что и сама Европа, быть может, сохранила бы свои национальные государства в более достойном, традиционном виде. Старик Вилли очень просил писать ему письма. И я нашла, о чем рассказать, пока он был жив.
Самое раннее детство мое прошло в Оленино Тверской области, недалеко от города Ржева. Я часто и подолгу жила у своих бабушек и дедов, которые подростками пережили самую страшную в истории войну на смоленской и тверской земле. С младенчества меня нянчила прабабушка – Екатерина Ивановна Кочкарева, 1909 года рождения. Муж ее погиб на фронте в первые дни войны. С тремя детьми она, вдова, пережила две военные зимы в лесной землянке, а в 1943 году, когда уже началось отступление немцев, погиб от взрыва снаряда ее восьмилетний сын… Я отчетливо помню голос прабабушки, ее руки. Она баюкала меня и пела романс на пушкинские стихи «Буря мглою небо кроет». Пела ли она эти удивительные строчки в те военные ночи, укачивая своих детей?..
Железнодорожная станция Оленино и весь Оленинский район, что на пути от города Белый к Ржеву, были оккупированы немцами семнадцать месяцев. Бывало, что одна деревня переходила от своих к противнику по три-четыре раза в сутки. А в деревне – женщины, дети…
Но в нашей семье часто вспоминали обыкновенную, домашнюю историю. В доме другой моей прабабушки Некрасовой Натальи Емельяновны (тоже 1909 год рождения) в самом райцентре Оленино с октября 1941-го поселились немцы. Это потом прадед Сергей Емельянович Некрасов вернется с войны с Орденом Красной Звезды. Дойдет до Берлина. А пока… Мы не знаем, какую тяжелую военную работу выполняли именно эти несколько солдат и офицеров из тысяч немцев трех армий группы «Центр», воевавших в наших краях. Кто-то погибал, кто-то возвращался в этот русский дом, где женщина – молодая мать, солдатка – пекла хлеб. Немцам часто приходили посылки с гостинцами из Германии. Офицер просил у моей прабабушки хлеба, а взамен насыпал на стол конфет – детям. Трудно сейчас представить, сколько дней, часов длилась в этой точке мира тишина, когда затихали бои в воздухе и на земле, и можно было затопить печь.
Немецкие солдаты и офицеры спали в русской избе, под святым образом в золотом окладе. Эту икону пытались вынести из дома богоборцы в 20-е годы, не смогли. Так и висит икона третий век, теперь уже в отцовском доме, помня молитвы многих поколений, хранителей этой иконы. Может, и те немецкие солдаты – лютеране, молились тогда Христу? А может, и не тронули этот дом и эту женщину, потому что она молилась – явно о мире. Я этого уже не узнаю. Думали они, как Тамерлан, что «силен русский Бог» или в отчаянии просили сохранить им жизнь, мечтали вернуться домой, где ждет молодая фрау в таком же строгом темном платье с белым воротничком, какое было у моей прабабушки?.. Я разглядываю ее фотографию, а на стене медным звоном отбивают время часы, которые висели в том довоенном доме. Рядом разложены фотографии военных лет, где несколько немецких солдат стоят на платформе железнодорожной станции с табличкой «Оленино», совсем рядом с нашим домом. Эти снимки недавно друзья прислали мне по Интернету, я распечатала их на бумаге. Для чего? Может, чтобы связать нить времен.
В марте 1943-го Оленинский район освободили, и немцы покинули наш дом. Уходя, они оставили моей прабабушке овчарку. Спешен был их отход или очевидна безнадежность дальнейшей войны для них? Куда они отступили? Или увязли где-то под Сычевкой? Может, и воевали дальше под Курском, или это была 9-я армия, намертво полегшая подо Ржевом… Но собака, натасканная воевать, осталась в мирной жизни и прослужила нашей семье добрых десять лет.
Однажды, уже после войны, в дом залезли воры. Надо сказать, прабабушка моя – дочь раскулаченного купца – работать умела, и в доме было чем поживиться. Грабители вынесли из кладовой сало да варенья. Немецкая овчарка встретила воришек, даже не оскалившись, но, когда они стали выносить харчи из дома, преградила им дорогу. Они сунулись в другую калитку. И тут собака встала на пути. Эта немая сцена продолжалась, пока прадед не пришел с охоты, с ружьем за плечом…
Все страшное, трагическое, связанное с войной, вспоминать у нас в доме не любили. А эту историю рассказывали часто.
В детстве помню, как ходили с бабушкой в гости к соседке. У нее над комодом висел (и сейчас висит) большой портрет, написанный цветными карандашами: красивая молодая пара. Скорее всего, рисунок сделан с фотографии. Тетя Нина говорила: «А это мы с дедом – молодые. Немец рисовал».
Что чувствовали друг к другу эти молодые люди – русские и немцы, когда сошлись, ведомые жестоким чужим перстом, в этой точке планеты?.. Им точно не хотелось быть врагами.
Выжил ли он, этот немец – художник, который привез с собой в неведомую страну цветные карандаши? Быть может, у последней черты ему вспомнились не кровь и огонь в Ржевско-Вяземском котле, а русская изба, ее хозяева, яблоневый сад за окном… В наших краях – роскошные сады.
Ирина Ушакова
