На примере колхозников Оленинского района Калининской области можно наглядно увидеть, что несут в оккупированные деревни и сёла гитлеровские разбойники.
Истощённые люди с опухшими от голода одутловатыми лицами, люди, разучившиеся поднимать голову, громко говорить, улыбаться, рассказали нам об ужасной жизни под пятой оккупантов.
День вторжения гитлеровских войск почти в каждом селении района был отмечен расстрелом жителей. Расстреливали большей частью первых попавшихся людей и без всякого видимого повода. Занимались этим полевая полиция или специально следовавшие за войсками отряды гестапо.
В большом селе Громки немцы расстреляли таким образом в первый месяц своего хозяйничания около 200 человек, в деревне Нарезка – 26, в Вольной Пустынке – 16, в Дедино – 21, в Борках – 7 человек и т.д. Трупы расстрелянных зимой, как правило, хоронить запрещалось. Часто немцы нарочно перетаскивали их на видное место, к колодцу, на деревенскую площадь, где они лежали месяцами.
Население десятков деревень получило приказ в 24 часа, оставив весь скарб, имущество и скот, покинуть родные места. После того, как солдатня расхватала по рукам имущество выселенных, а командование захватило их скот и инвентарь, эти деревни, входящие в так называемую «мертвую зону», были немедленно сожжены.
В Оленинском районе есть более 50 таких деревень, от которых не осталось даже следов. Другая часть деревень вместе со всеми постройками, скотом, инвентарём, личным имуществом крестьян была захвачена немецкими войсками. Население из них было изгнано. У околиц поставлены плакаты: «Русским вход воспрещён». Наконец, в тех деревнях, где крестьянам разрешалось жить, они были нагло изгнаны из своих домов и вселены в самые плохие помещения.
В деревне Мешково нам показали хлев, где в дни немецкой оккупации ютилось 13 крестьянских семей. Люди спали вповалку на нарах, построенных в четыре этажа. Крестьяне смежных деревень Малые Полденки и Быстрики были согнаны и жили в одном скотном дворе. Потом это помещение понадобилось немцам для лошадей, и обитатели его были зимой с детьми и скарбом выброшены были прямо на улицу.
Всё население большой деревни Хохлово ютилось в трёх маленьких избах, причём в одной из них жило 34 человека. Тысячи семей, изгнанных оккупантами с родных, насиженных мест, жили круглый год в шалашах и земляных ямах.
Но особенно проявилась волчья сущность «нового порядка» в вопросах работы. Советские люди, привыкшие к свободному творческому труду, были поставлены в условия рабов.
Вот выдержка из приказа немецкого коменданта деревни Борки: «Сим предписывается всему трудоспособному населению, начиная с 12 лет и выше, выходить на работу с сего 19 ноября в 5 часов утра и находиться на работах до 24 часов, с двухчасовым перерывом на обед и отдых, срок коего устанавливается приказом господина десятника… нарушившие сей приказ подлежат быть расстрелянными, как сорвавшие распоряжение военных властей, и наказаны со строгостью законов военного времени».
На работы выходили под конвоем немецких надсмотрщиков. Палкой немцы подгоняли тех, кто по их мнению нерадиво работал.
Палка, резиновый кнут, розги – все эти жуткие спутники далёкого проклятого прошлого вернули немцы в деревню.
18-летнему юноше из деревни Борки немцы во время палочной экзекуции переломили руку и повредили в ней сухожилия. Теперь она висит как плеть. 65-летний колхозник Владимир Николаевич Семенов из деревни Колодези может показать рубцы на спине. По приказу немецкого офицера он получил 20 палочных ударов. Жители сожженной деревеньки Воротьково рассказывают страшную историю гибели колхозницы Анны Серяковой. У неё умерла дочь, и поэтому она не вышла на работу. Немецкие солдаты бросили её ночью в холодный амбар, а на утро согнали народ и на глазах у односельчан стали пороть. Били жестоко. Перебили руку. Потом Серякову погнали на работу. Одной рукой она работать не смогла. Тогда немецкий надсмотрщик застрелил её.
За каторжный труд крестьяне получали или килограмм смеси кукурузной и древесной муки в неделю, или в день литр бурды из той же древесной муки, именовавшейся супом. Детям ничего не выдавалось.
Целые деревни месяцами питались травой, корой, мхом.
Жительница деревни Шереметьево-Новинки Ольга Фёдоровна Ильина рассказывает:
– За полтора года мы совершенно забыли вкус настоящего хлеба. Ели мы так называемый «немецкий хлеб», пекли его из толчёной сосновой коры, лебеды или тёртого сена, куда для вкуса бросали горсть муки. Летом ещё ничего: травы много. Траву ели, щавель, как только он появился, крапиву, клеверные головки, лебеду, конскую кислицу, горькушу – всё ели. Сколько через это людей померло в округе, не счесть.
В этой деревне за 18 месяцев немецкого хозяйничания умерло от голода 50 человек. В соседней деревне Вольная Пустынка – 33, в деревне Назарки – 20 человек.
Болезни и смертность в дни немецкой оккупации поднялись в Оленинском районе до ужасающих размеров. Люди мерли целыми семьями, несмотря на то, что немецкие части, расквартированные в округе, располагали врачебными силами. У немецких медиков был только один способ борьбы с заразными болезнями среди населения – больных умерщвляли.
В деревне Шереметьево-Новинки две колхозницы – Лисицина и Кобрина – заболели сыпным тифом. Немецкий врач осмотрел их и дал таблетки. Приняв таблетки, обе колхозницы через час скончались с явными признаками отравления. Затем пришли немецкие санитары и сожгли дом, где умерли больные.
В соседней деревне немецкий врач точно таким же способом отравил больных – колхозника Василия Белавина и его внука Костю.
До сих пор в этих местах не могут говорить о немецких врачах без содрогания и ужаса. Чтобы спасти больных от врачей-убийц, жители всячески скрывали их, прятали в подвалах, на чердаках, на печках и в разных других местах..
Всё это только факты. Они не нуждаются в комментариях. Они наглядно показывают тот незабываемый ужас, который несет на своих штыках гитлеровская армия в оккупированные сёла и деревни. Они вопиют о мщении.
Б. ПОЛЕВОЙ.
газета «Правда» №102,
от 19 апреля 1943 года
