Прежде чем начать разговор о создании профессором С.А. Рачинским (1833–1902) в 70-х гг. XIX в. образцовой сельской школы, мы должны поглядеть на ту действительность советского времени, которая была создана путем отказа от системы образования на основе Священного Писания и традиций русской церковной культуры.
«С первых шагов «на ниве просвещения» я оказался в тупике. Подлинную историю России можно было с легкостью перечеркнуть, а классическая литература представала набором эстетически-обличительных сюжетов, направленных против «воинствующих угнетателей и мракобесов». Мне пришлось в рамках школьной программы ввести некий курс религиозного ликбеза. История и литература тут соприкасались. Ну, действительно: для чего равноапостольные братья Кирилл и Мефодий одарили нас (славян) возможностью читать? Для того, чтобы мы читали Священное Писание. Что это за концепция «Москва – Третий Рим»? Изъять этот стержневой вопрос – рушится вся наша история. А с Пушкиным? Почему он для выпускного лицейского экзамена пишет стихотворение «Безверие», а в одном из последних своих стихотворений перелагает на поэтический язык Великопостную молитву преподобного Ефрема Сирина «Господи и Владыко живота моего…»? Почему Раскольников заставляет Сонечку Мармеладову читать вслух евангельскую главу о воскрешении Лазаря Иисусом Христом, а Лев Толстой изымает из своего переложения Евангельской истории все, что касается феномена чуда?», – пишет о начале своего преподавательского пути в тульской глубинке поэт, ныне профессор Дальневосточного федерального университета Юрий Кабанков. В его книге «Религиозный ликбез» в «Религиозном нравственном смысле основных сюжетов Библии», как возле магнита, собраны осколки русской православной философии, в которой жили, не замечая того, наши предки, и на основе которой строил свою педагогику татевский учитель.
Профессор Московского университета С.А. Рачинский со своим цельным миром, вобравшим и классическое домашнее образование русских усадеб, и религиозность крестьянского мира, среди которого он делал первые жизненные шаги, и литературно-музыкальное окружение именитых предков, и европейское знание точных наук, да и философски тонкое понимание самой европейской жизни, в 1872 г. навсегда вернулся в родовое имение Татево.
А после тридцатилетней просветительской деятельности Рачинского в Бельском уезде, размеры которого были, по замечанию самого Сергея Александровича, с немецкое герцогство, там не осталось пьющих попов, скрепя сердце описанных Рачинским в «Письмах к духовному юношеству о трезвости», в храмах служили священники из бывших учеников Рачинского, в школах детей обучали его воспитанники.
Интерес к педагогике у Рачинского появился еще в годы учебы в Германии, когда он познакомился с деятельностью профессора Йенского университета Карла Стоя, основателя нескольких учебных заведений, практику которого изучал и Константин Ушинский. Свои наблюдения Рачинский изложил в первой опубликованной им статье на педагогическую тему «Институт Стоя в Йене», где высказал актуальную и сегодня мысль о том, что воспитание любого народа должно быть национально ориентированным и современным.
Создав уникальную Русскую школу, по образцу которой потом возникли школы в Англии и в Японии, Рачинский принял активное участие в разработке реформы образования в России под руководством К.П. Победоносцева. Среди советников Константина Петровича наряду с Рачинским была также супруга Победоносцева Екатерина Александровна, сестры Тютчевы, баронесса А.Ф. Раден – общественный деятель, фрейлина великой княгини Елены Павловны, состоявшая в дружбе с И.С. Аксаковым, Б.Н. Чичериным, Ю.Ф. Самариным.
Первая школа в Татеве была открыта в 1861 г. отцом Сергея Рачинского, майором в отставке, Александром Антоновичем. Он же положил начало и богатейшему татевскому архиву, а татевская библиотека славилась еще со времен Екатерины II. Попечителями и учителями открывшейся школы стали старший сын А.А. Рачинского Владимир и дочь Варвара.
Сергей Александрович, переехав в Татево и приступив к школьному делу, понимал, что вопрос о народном образовании – это вопрос не о частном зле или частном благе. «Здесь вопрос о будущем России, более важный, чем о финансах, судопроизводстве, полиции и вообще о государственных учреждениях. Ибо как не плохи будут эти учреждения, но когда дух народа цел, государство останется непоколебимо. Когда же последовало в народе нравственное разложение, тогда самые превосходные учреждения не удержат государство от гибели», – писал он.
Подобным образом об этом размышлял в своих статьях «Русские речи» общественный деятель, публицист Василий Величко, соредактор журнала «Русский Вестник» в то время, когда в нем публиковался С.А. Рачинский: «Самый тип деревенского учителя (помимо указанных плохих экземпляров) выработался не тот, какой желателен. Сельской школе надобен или учитель-крестьянин, смиренномудрый и простой, не выделяющийся из своей деревенской среды, или, когда средства позволяют, – настоящий, хороший педагог, глубоко понимающий и значение созидательных начал русской жизни, и родную историю, и настоящие нужды крестьянина. К сожалению, учителя такого уровня и настроения встречаются весьма редко, а преобладает наименее полезный для деревни тип полуинтеллигента, колеблющегося между двумя сферами понятий, а потому и не могущего достигать иных результатов, кроме насаждения грамотности да распространения беспринципной умственной эмансипации».
Ощущал Рачинский и то, что дух народный и народный быт держатся преданием и обычаем, пока народ не образован. Главное призвание людей образованных, по его мнению, состоит в том, чтобы помочь народу «сознательно укрепиться в тех преданиях и обычаях, которые до сих пор он признавал слепо». «И если народ погрязнет в невежестве, то позор и проклятие нашему мертвому образованию», – писал татевский учитель.
За 24 года «перестройки» и постперестроечного времени, когда школа сбросила с себя обязанности не только просвещения, но и воспитания, можно констатировать, что молодое поколение утратило верный путь своего национального развития. Оно совсем утратило бы свой путь, если бы не генетическая память, если бы не подвижники прошлого, опыт которых сегодня невольно ложится в наши благодарные руки.
В 1875 г. Сергей Александрович принялся за обустройство школы, созданной сестрой Варварой, а с сестрой Ольгой они организовали лечебницу, где бесплатно получали медицинскую помощь все жители окрестных сел. Надо заметить, что на устройство сельских школ Рачинский потратил свое стотысячное состояние. «Теперь у меня 60 учеников при четырех учителях. В окрестностях возникли еще две школы, и я буквально с утра до вечера учу и учусь», – писал он Льву Толстому в 1877 году.
Татевский учитель сам преподавал арифметику и грамматику, пение и рисование, географию и ботанику, предполагал ввести экспериментальную физику, понимая, что «естественные науки, как писал педагог К. Ушинский, дают многостороннее развитие духовным способностям, сближая человека с природой. Они дают мысли движение к высшим философским выводам, развивая глубокое чувство красоты и наполняя религиозным благоговением, потому что увеличение познания творений ведет к возрастающему прославлению Творца».
Мальчики учились в школе столярному делу, девочки – вышиванию и кружевоплетению.
В основе педагогики Рачинского лежало церковное искусство, он считал Христианство «негасимым светочем, идущим, как огненный столп в пустыне, впереди человека и народов» (К. Ушинский).
Когда сегодня я слышу в возрожденном татевском храме, как поют чистыми голосами юноши – дети священника, когда вижу сырую еще фреску, рождающуюся под кистью молодых иконописцев в заново возведенном соборе Николо-Угрешского монастыря, понимаю, что выше христианского воспитания и церковного искусства действительно ничего нет. Так пишет наш современник протоиерей Александр Салтыков, настоятель московского храма Воскресения Христова в Кадашах, декан факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета: «Нет во всем мире другого искусства, которое явило бы человечеству такую чистоту и совершенство личности, как она явлена в церковном искусстве, особенно великого тысячелетия его расцвета, с VI по XVI века. Потому что в этих образах присутствуют дары Святого Духа – любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание, надежда, мудрость, смирение, покой… Отсюда – особая гармония святого искусства, которое учит искать добродетель и избегать греха».
Как отчетливо это понимали Рачинский и его сподвижники!
С 1878 г. татевская школа имела статус церковно-приходской. В 1870-1880-е гг. была четырехгодичной, а с 1898-го – шестилетней. Учебный год в сельских школах, устроенных Рачинским, начинался 1 (14) октября, после уборки урожая. Грамоту здесь начинали изучать с церковнославянского языка. Почувствовав его, дети могли свободно писать и читать на русском, впитывая преемственность. Владение речью предков развивало творческие способности детей, формировало их нравственно и эстетически.
Учебный день начинался с молитвы в 6 часов утра. После завтрака ребята одной дружной семьей исполняли хозяйственные обязанности: привозили воду, рубили дрова, убирали школу, помогали кухарке Прасковье Федоровне. С 9 часов до полудня продолжались уроки, а после обеда школьники привозили дрова и воду, летом помогали старшим на пришкольном огороде и гуляли в лесу, зимой расчищали дорожки, затем шли кататься с горы.
С 14 до 16 часов в школе Рачинского проходило два урока. В 16 часов полдничали. Дети и учителя всегда собирались на трапезу за одним столом. Следовательно, воспитание детей проходило под неустанным взором учителя. И тут можно вспомнить автобиографический рассказ Николая Лескова «Кадетский монастырь», где образы учителей и строй учебной жизни во многом соответствовали картинам татевской школы.
После полдника до 18 часов дети гуляли, а далее следовали три вечерних урока: спевка, упражнения в умственном счете и грамматика. В 21 час совершалась вечерняя молитва и дети ужинали. В субботу уроки заканчивались в 12 часов. После обеда дети расходились по домам, а те, кто оставался на полном пансионе, убирали школьные помещения и шли в баню. Воскресный день всегда был праздничным: утром на Литургии дети пели на клиросе, читали Псалтирь.
Важно заметить, что детей приучали к труду в семьях всех сословий. Это воспитывало ответственность и ускоряло приобретение разных жизненных навыков, а также закаляло физическое здоровье. Вспомним фотографии царской семьи, на которых маленькие девочки – великие княжны – вышивают или шьют.
И. УШАКОВА
(Продолжение следует…)
